Егор Чернышов: Я всегда оставляю актеров почти без трусов

В Хабаровском театре драмы и комедии представили премьерный спектакль, поставленный   по мотивам одного из самых скандальных произведений начала двадцатого века.

«А вот это тебе рановато еще читать»,  – говорила мама мне,  тогда еще пятикласснику. Отчасти она была права, хотя кто такие проститутки, я тогда знал, теоретически, потому что в советское время среди соседей и друзей таких не водилось. Конечно, после такой рекламы я взахлеб прочитал «Яму» Александра Куприна.

Идя на спектакль  драматурга Вячеслава Вербина, который переработал в пьесу когда-то скандальную повесть русского классика,  и санкт-петербургского режиссера Егора Чернышова в Хабаровский театр драмы и комедии,  пытался вспомнить те детские эмоции.

Почему-то в голову лезли «Эммануэль», «История мадам О» и прочие  эротические  шедевры из 90-х. А  потом почему-то нахлынули всякие мысли о политике, о том,  как бы не скурвиться совсем, о том, что в проституции, как ни странно, есть пусть и с душком, но определенная честность: есть спрос, есть и предложение. Да и по древности она не уступает профессии рассказчика, т.е. журналиста.

Воображение рисовало пряные картины с толстыми безобразными весталками в грязных полуспущенных  дырявых чулках а-ля танцовщицы в кинофильме «Кабаре»,  почему-то среди искусственных пальм и  велюровых диванов и пуфиков, что придавало некоторую томность и загадочность настроению. И как сполох – не повесть «Олеся», та,  по которой поставили кинофильм с Мариной Влади в главной роли, а именно «Гранатовый браслет».

На сцене ничего не было лишнего, почти бесцветье, словно страстей человеческих в природе не бывает. А ведь верно, понимая, что ложь стала обыденной действительностью, мы не ищем в этом грязненькое, порой придаем этому человеческие черты, такое обыденное бесцветье.

Спектакль получился вкусный, пусть холодноватый, не пряный, не острый, но исполненный болью и попыткой тайной проскопии — поди, вычисли предсказанное. Такое смотреть надо несколько раз.

Хороша была сначала экономка, а потом и хозяйка борделя немка Эмма (артистка  Анжелика Мельничук).  Пройдя «и Крым, и рым», она была похожа на дьявольскую пружину, сжатую до невозможности, внешне холодную, почти бесстрастную, так, полунамеки – полуфразы, чтоб почти в финале взорваться. И именно в ее крике слышалась мелодия предстоящей революции: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…». И плевать на жертвы. И всем на дно!

Как двигалась, как бросала реплики сочная брюнетка Генриетта (Валентина Любичева)! В ее почти материнской продажной любви вдруг проскальзывала нотка боли, и  вся эта развратность как шелуха спадала. Так опавшие листья под натиском ветра обнажают старинную скульптуру, сброшенную с пьедестала, чтобы вновь засыпать, замуровать под собой.

Революционерка, она же проститутка Тамара (Татьяна Малыгина), такая невзрачная, что даже   непонятно, кто на такую проститутскую бледность позарится. И кто бы мог подумать, что за этой женской вялостью кроется чудовище, почище, чем немка Эмма.  И если проявлялось нечто человеческое —  ее благодарность, так  к товарке по ремеслу, подруге Жене (Анна Чеботарева).

Главная роль – это и счастье для актрисы,  и бремя ответственности: почти  весь спектакль быть на острие,  держать все действо на своих хрупких плечах. И это получилось у Анны Чеботаревой. Трагизм главной героини не был ни сочным, ни ярким, он был органичным и исполненным правды, почти бытовой – без заламывания рук, закатывания глаз и прочей актерской чепухи, которой лет уже, наверное, 60 грешит провинциальный русский «психологический» театр.

Стоит добавить, что почти обнаженность актрис, а точнее, белая пеньюарность, может быть,  вначале придавала некую перчинку, но уже через пять минут действа подчеркивала обнаженность чувств, нежели тел.

И еще были песни. Этот спектакль  — почти мюзикл. Тексты — начала прошлого века, мелодии – авторские, современные, актуальные.

—  Была поставлена режиссером задача сочинить не чернуху, а сделать музыкальную историю светлой, чтобы был контраст между тем, что происходит, и внутренней личной чистотой, — рассказал автор песен Сергей Ушаков.

И в этом контрасте, в этой почти обнаженной тайне кроется загадка. Может быть, в лживое время всякая правда кажется загадкой.

— В ситуации, когда наше общество разделилось на слуг и господ,  «Яма»  нам просто необходима. Не было еще столь явно,  столь противно. Этот социальный протест, который заложен в главной героине – Жене, нам сегодня необходим, протест против тех, кто возомнил себя хозяевами жизни, — считает Егор Чернышов, режиссер спектакля. —  Зритель по-разному воспринимал и будет по-разному воспринимать этот спектакль. И слава богу! Противоречивые оценки неживое не вызывает.

Сцена была почти пуста в спектакле: стулья, светильник и микрофоны на стойках. Ничего лишнего, что отвлекало бы от обнаженности актерской игры.

— Я всегда оставляю актеров голыми, почти без трусов. Они  часто закрываются бытовыми деталями, а их раскрывать нужно, так, чтобы энергия была вложена  в раскрытие темы, в обаяние, в ритм, а не закрывать их в мулечки, быт, папиросочки. Не создавать эдакую копеечную  правденку, которая загораживает настоящее.

Пожалуй, это случилось.  Актерское существование было почти лишено  этой самой  «правденки». Так, легкие штрихи, которые буддируют зрительское восприятие, заставляют фантазировать, становиться соавтором спектакля.

— Это перевод Александра Куприна не в пост-Чехова, а в пред-Брехта. Мы увели Куприна в открытую энергию брехтовского театра. Такого никто  до нас не делал. «Яма» была написана в 1915 году,  а премьера «Трехгрошовой оперы» Брехта состоялась в 1928-м.  Вот почему в моем спектакле и песни, почему он и эпичен. Тема бесконечного отсутствия самоуважения, рабство в головах, холуйство — эта тема сегодня невероятно важна.  Проблема не в том, что  проститутки готовы продаваться, проблема в том, что мы готовы это покупать. Проблема  в нас.

Автор — Юрий Вязанкин